Сенека. Нравственные письма к Луцилию



Письмо IV

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

Упор­но про­дол­жай то, что начал, и поспе­ши сколь­ко можешь, чтобы подоль­ше наслаж­дать­ся совер­шен­ст­вом и спо­кой­ст­ви­ем тво­ей души. Есть наслаж­де­ние и в том, чтобы совер­шен­ст­во­вать ее, чтобы стре­мить­ся к спо­кой­ст­вию; но совсем иное наслаж­де­ние ты испы­та­ешь, созер­цая дух, сво­бод­ный от пор­чи и без­упреч­ный. Ты, вер­но, пом­нишь, какую радость испы­тал ты, когда, сняв пре­тек­сту1, надел на себя муж­скую тогу и был выведен на форум? Еще боль­шая радость ждет тебя, когда ты изба­вишь­ся от ребя­че­ско­го нра­ва и фило­со­фия запи­шет тебя в чис­ло мужей. Ведь и до сей поры оста­ет­ся при нас уже не ребя­че­ский воз­раст, но, что гораздо опас­нее, ребяч­ли­вость. И это тем хуже, что нас чтут как ста­ри­ков, хотя в нас живут поро­ки маль­чи­шек, и не толь­ко маль­чи­шек, но и мла­ден­цев; ведь мла­ден­цы боят­ся вещей пустяш­ных, маль­чиш­ки — мни­мых, а мы — и того и дру­го­го. Сде­лай шаг впе­ред — и ты пой­мешь, что мно­гое не так страш­но как раз пото­му, что боль­ше все­го пуга­ет. Ника­кое зло не вели­ко, если оно послед­нее. При­шла к тебе смерть? Она была бы страш­на, если бы мог­ла оста­вать­ся с тобою, она же или не явит­ся, или ско­ро будет поза­ди, никак не ина­че.

— «Нелег­ко, — ска­жешь ты, — добить­ся, чтобы дух пре­зрел жизнь». — Но раз­ве ты не видишь, по каким ничтож­ным при­чи­нам от нее с пре­зре­ньем отка­зы­ва­ют­ся? Один пове­сил­ся перед две­рью любов­ни­цы, дру­гой бро­сил­ся с кры­ши, чтобы не слы­шать боль­ше, как бушу­ет хозя­ин, тре­тий, пустив­шись в бега, вон­зил себе кли­нок в живот, толь­ко чтобы его не вер­ну­ли. Так неуже­ли, по-тво­е­му, доб­ро­де­те­ли не под силу то, что дела­ет чрез­мер­ный страх? Спо­кой­ная жизнь — не для тех, кто слиш­ком мно­го дума­ет о ее про­дле­нии, кто за вели­кое бла­го счи­та­ет пере­жить мно­же­ство кон­сульств2. Каж­дый день раз­мыш­ляй об этом, чтобы ты мог рав­но­душ­но рас­стать­ся с жиз­нью, за кото­рую мно­гие цеп­ля­ют­ся и дер­жат­ся, слов­но уно­си­мые пото­ком — за колю­чие кусты и ост­рые кам­ни. Боль­шин­ство так и мечет­ся меж­ду стра­хом смер­ти и муче­нья­ми жиз­ни; жал­кие, они и жить не хотят, и уме­реть не уме­ют. Сде­лай же свою жизнь при­ят­ной, оста­вив вся­кую тре­во­гу о ней. Ника­кое бла­го не при­не­сет радо­сти обла­да­те­лю, если он в душе не готов его утра­тить, и все­го без­бо­лез­нен­ней утра­тить то, о чем невоз­мож­но жалеть, утра­тив. Поэто­му укреп­ляй муже­ст­вом и зака­ляй свой дух про­тив того, что может про­изой­ти даже с самы­ми могу­ще­ст­вен­ны­ми. Смерт­ный при­го­вор Пом­пею вынес­ли маль­чиш­ка и ско­пец, Крас­су — жесто­кий и наг­лый пар­фя­нин3. Гай Цезарь при­ка­зал Лепиду под­ста­вить шею под меч три­бу­на Декстра — и сам под­ста­вил ее под удар Хереи4. Никто не был так высо­ко воз­не­сен фор­ту­ной, чтобы угро­зы ее были мень­ше ее попусти­тель­ства. Не верь зати­шью: в один миг море взвол­ну­ет­ся и погло­тит толь­ко что рез­вив­ши­е­ся кораб­ли. Поду­май о том, что и раз­бой­ник и враг могут при­ста­вить тебе меч к гор­лу. Но пусть не гро­зит тебе высо­кая власть — любой раб волен рас­по­ря­жать­ся тво­ей жиз­нью и смер­тью. Я ска­жу так: кто пре­зи­ра­ет соб­ст­вен­ную жизнь, тот стал хозя­и­ном тво­ей. Вспом­ни при­мер тех, кто погиб от домаш­них коз­ней, изведен­ный или силой, или хит­ро­стью, — и ты пой­мешь, что гнев рабов погу­бил не мень­ше людей, чем цар­ский гнев. Так какое тебе дело до могу­ще­ства того, кого ты боишь­ся, если то, чего ты боишь­ся, может сде­лать вся­кий? Вот ты попал в руки вра­га, и он при­ка­зал вести тебя на смерть. Но ведь и так идешь ты к той же цели! Зачем же ты обма­ны­ва­ешь себя само­го, буд­то лишь сей­час постиг то, что все­гда с тобой про­ис­хо­ди­ло? Гово­рю тебе: с часа тво­е­го рож­де­ния идешь ты к смер­ти. Об этом долж­ны мы думать и пом­нить посто­ян­но, если хотим без­мя­теж­но дожидать­ся послед­не­го часа, страх перед кото­рым лиша­ет нас покоя во все осталь­ные часы.

А чтобы мог я закон­чить пись­мо, — узнай, что при­гля­ну­лось мне сего­дня (и это сорва­но в чужих садах5): «Бед­ность, сооб­раз­ная зако­ну при­ро­ды, — боль­шое богат­ство». Зна­ешь ты, какие гра­ни­цы ста­вит нам этот закон при­ро­ды? Не тер­петь ни жаж­ды, ни голо­да, ни холо­да. А чтобы про­гнать голод и жаж­ду, тебе нет нуж­ды оби­вать над­мен­ные поро­ги, тер­петь хму­рую спесь или оскор­би­тель­ную при­вет­ли­вость, нет нуж­ды пытать сча­стье в море или идти сле­дом за вой­ском. То, чего тре­бу­ет при­ро­да, доступ­но и дости­жи­мо, поте­ем мы лишь ради избыт­ка. Ради него изна­ши­ва­ем мы тогу, ради него ста­рим­ся в палат­ках лаге­ря, ради него зано­сит нас на чужие бере­га. А то, чего с нас доволь­но, у нас под рукой. Кому и в бед­но­сти хоро­шо, тот богат. Будь здо­ров.


Пре­тек­ста — тога с пур­пур­ной кай­мой, кото­рую рим­ля­нин тор­же­ст­вен­но сни­мал в день совер­шен­но­ле­тия и обла­чал­ся в муж­скую тогу без укра­ше­ний. После это­го роди­те­ли вели его на Форум, а затем — на Капи­то­лий, где его зано­си­ли в спис­ки граж­дан. Воз­раст совер­шен­но­ле­тия в эпо­ху Сене­ки — 15 лет.

Рим­ляне обо­зна­ча­ли год по име­нам избран­ных на этот год кон­су­лов.

Гней Пом­пей (106–47 гг. до н. э.) после бит­вы при Фар­са­ле (48 г.), где он был раз­бит Цеза­рем, бежал в Еги­пет и там был убит по при­ка­зу евну­ха Поти­на, совет­ни­ка мало­лет­не­го царя Пто­ле­мея Дио­ни­са. Марк Лици­ний Красс (115–53 гг. до н. э.) во вре­мя пар­фян­ско­го похо­да был убит вра­га­ми, зама­нив­ши­ми его на пере­го­во­ры о пере­ми­рии.

Гай Цезарь — импе­ра­тор Гай Кали­гу­ла (37–41 гг.). Сво­его любим­ца и зятя Эми­лия Лепида он каз­нил по обви­не­нию в заго­во­ре; сам был убит соста­вив­шим про­тив него заго­вор три­бу­ном пре­то­ри­ан­цев Кас­си­ем Хере­ей.

...в чужих садах... — намек, рас­кры­ваю­щий авто­ра цита­ты — Эпи­ку­ра. По при­езде в Афи­ны из Ламп­са­ка Эпи­кур купил сад, где и осно­вал свою шко­лу. Сло­во «сад» часто употреб­ля­ет­ся древни­ми для обо­зна­че­ния эпи­ку­рей­ской шко­лы.



20.77%



Это интересно